Дмитрий Баранник: «Нередко приходилось и в рукопашную идти»

Сегодня отмечает 50-летний юбилей чемпион СССР 1984 года Дмитрий Баранник, который и сейчас трудится на благо родного клуба. В недавнем интервью он вспомнил, как закалял характер, играя в хоккей, рассказал, как началась его дружба с Анатолием Давыдовым, и объяснил, почему навсегда запомнил матч в Штуттгарте.

— Те, кто помнит вас на футбольном поле — изящным и аристократичным, вряд ли поверят, что в юности вы были хоккейным защитником.
— Футболист и хоккеист — две половинки моего я. В первой игре проявлялась одна сторона моей натуры, во второй — совсем другая. Занятия хоккеем дисциплинировали, учили правильно организовывать время, ведь надо было успеть в два места, которые находились в разных частях города. Футбольная школа «Зенит» базировалась на Аптекарском острове, а хоккейная — ближе к дому. Кроме того, такая карусель и характер воспитывала, и прививала любовь к спорту вообще. У многих спортсменов моего поколения есть похожая история, мы развивались более универсальными, нежели нынешние мальчишки, которые в шесть-семь приходят в футбол и больше ничем не занимаются. Узкая специализация обедняет их игровое мышление. Моей первой спортивной игрой вообще стал волейбол. Поскольку отец был волейболистом, я с трех-четырех лет ездил с ним на тренировки и игры. Так что первым мячом, с которым я научился обращаться, был волейбольный. Считаю, что именно эта игра научила меня видеть поле на небольшом пространстве и быстро реагировать на изменение ситуации.

В хоккее действительно играл в защите, но тафгай из меня вряд ли мог получиться. Дело в том, что я играл с ребятами, которые на два-три года старше, а это в детстве существенная разница. Так что был скорее маленьким задирой. Мне не раз доставалось, приходилось и в рукопашную идти. Сам конфликты специально не искал, но старался не прощать обиды. Поэтому считалось, что ко мне лучше не лезть. Был цепким, с хорошим первым пасом, что потом очень пригодилось. В футболе правила таковы, что возможности ведения силовой борьбы ограничены, а в хоккее выплескивалась наружу внутренняя агрессия. И я до сих пор люблю хоккей, поскольку в этой игре можно показать свою силу, ловкость и сноровку в других, более жестких условиях, нежели в футболе.

Большая часть конфликтных ситуаций, в которые тогда попадал, связаны с тем, что очень эмоционально реагирую на несправедливость. Кстати, эта черта характера до сих пор осталась со мной. Правда, в юношестве несколько иные методы ответа, нежели в более солидном возрасте. С некоторыми командами складывались очень сложные отношения: ехали к ним в гости и уже знали, что не поздоровится. Правда, они к нам приезжали с такими же мыслями. Например, на стадионе «Красная Заря» каток заливали в центре футбольного поля, и, чтобы попасть из раздевалки в хоккейную коробку и обратно, необходимо было преодолеть немалое расстояние. За это время не раз возникали эпизоды, о которых сейчас вспоминаешь с улыбкой, а тогда было важно не дать слабину и достойно ответить. Интересно было выступать против больших и не очень хитрых нападающих, частенько удавалось их переиграть, но и доставалось от них нередко. Пару раз меня так припечатывали к борту, что у моего отца, который за этим наблюдал, шапка с головы слетала, и он был готов выпрыгнуть на лед, чтобы разобраться с обидчиком сына. С одной стороны, причиной подобных эпизодов была не злость, а спортивная агрессия. С другой — мы воспитывались улицей, а у нее свои законы. И их знание очень помогло в профессиональном спорте: и на поле, и вокруг него.

— Вам 17 лет, в матче с «Шахтером» вам предстоит дебютировать в высшей лиге. Как это происходило? Морозов привел вас в раздевалку и сказал зенитовцам, что этот молодой человек будет сегодня играть в стартовом составе?
— Нет, в начале 80-х взаимоотношения между основным и дублирующим составами строились не так, как сейчас. Мы на карантине жили рядом на базе в Удельной, да и тренировались, как правило, на соседних полях. В любой момент Юрий Андреевич мог попросить Садырина дать ему футболиста, необходимого для выполнения какого-то упражнения или для двусторонки. Мы вместе ездили на сборы, так что дублеры постоянно находились в поле зрения основы. Что касается сентября 1981-го, то я был действительно сравнительно новым человеком в команде, на предсезонные сборы впервые отправился лишь зимой 1982-го. Однако резервный состав выступал тогда очень удачно, в итоге мы стали третьими, а я играл, наверное, одну из не самых последних ролей. Морозов любил дать шанс молодому футболисту. В этот раз выбор пал на меня. Однако объяснять, кто я такой, особой необходимости не возникло.

— Какими оказались первые впечатления? Ценные указания от ветеранов пришлось выслушать?
— Когда ты молод, ты еще не анализируешь ситуацию, в которую попадаешь. Подобные размышления появляются в более позднем возрасте. Уж не знаю, к сожалению или к счастью. В первый момент или получается, или не получается. Что касается указаний ветеранов, то скоро не только у меня юбилей, но и у Анатолия Викторовича Давыдова. У нас с ним разница в возрасте 10 лет. И это был первый человек, который подошел ко мне и приободрил. Нам предстояло играть на одном фланге — левом. Дядя Толя, как я его тогда называл, сказал: «Дима, играй вперед в атаку, а я сзади все подчищу и зацементирую». Тогда эти слова были очень важны для меня. Прошло более 30 лет, а у нас с Давыдовым остались дружеские отношения. А как к нам, молодым, относился Владимир Голубев! Для нас он был живой легендой, а оказался еще и достойнейшим человеком. Да, в команде были люди, которые вели себя иначе, но это исключение.

Игра с «Шахтером» у меня получилась. И дело было не только в голевой передаче, которую я отдал Мельникову. Наверное, новичкам везет. Однако все сложилось хорошо во многом и потому, что ко мне отнеслись с уважением. Настроение было замечательным: «Ура! Победили! Я решающий пас отдал! Я использовал свой шанс!» И конечно же, в тот момент еще не знал, что сыграю в следующем матче, а потом последует очень длительный перерыв. Много времени проводил в юношеской сборной, потом серьезно заболел и вернулся в основной состав лишь в 1984-м.

— Так сложилось, что вы не были заявлены на финал Кубка СССР, да и за золотым матчем наблюдали с трибуны. Какие игры за «Зенит» вам наиболее запомнились?
— Наверное, многих удивлю, но назову матч в Штутгарте. Мне было уже 25 лет, но я впервые осознал, что такое европейский футбол и какая разница играть с серьезными европейскими клубами дома и на выезде. На стадионе имени Кирова боролись с немцами на равных, вполне могли победить, но в концовке пропустили во многом случайный и нелогичный гол со штрафного. Перед поездкой в ФРГ считали, что у нас есть шанс. Однако ответный матч получился совсем иным. Мы были просто сметены. Причем чувство подавленности появилось еще в тоннеле, ведущем на поле. Атмосфера на стадионе была для нас сюрпризом. Подумалось, что это психологическая атака на «Зенит», и лишь потом мы узнали, что подобное происходит на каждом матче. Трибуны так здорово поддерживали своих, что «Штутгарт» разнес нас в пух и прах. Мы не успели ничего понять и уже в первом тайме пропустили четыре мяча. Этот матч стал очень хорошей школой. Сейчас на «Петровском» похожая обстановка, так что соперникам «Зенита» я не завидую. Догадываюсь, какие чувства они испытывают. Больше таких стадионов в России нет.

— Сегодня это почувствует на себе «Амкар». В 80-е годы «Зенит» нередко проводил товарищеские матчи с профсоюзными командами низших лиг. Была и поездка в Пермь.
— Помню, что была, не мог же Садырин обойти родной город. Однако подробностей того матча совершенно не помню, ведь столько потом всего произошло. Что касается Перми, то в дубле я играл вместе с Сергеем Худорожковым, который приехал из этого города. Хороший был центральный полузащитник, но в «Зените» у него не сложилось.

— За восемь сезонов, проведенных в Норвегии, наверняка тоже был матч, который хочется выделить.
— Без сомнений — финал Кубка Норвегии в 1997 году. Хотя это воспоминание тоже не из разряда приятных. Мы в том сезоне играли хорошо, завоевали бронзовые медали. «Волеренга», которая стала нашим соперником в матче за трофей, выступала тогда во втором дивизионе и была нам вполне по зубам. Более того, почти никто не сомневался в нашей победе. Представляете, я капитан команды, на трибунах собралась вся моя семья, даже родители прилетели из Петербурга. Все ждали момента, когда я подниму Королевский кубок над головой. Красивое завершение карьеры... А получилось, что нас, по существу, обыграл один футболист. Джону Карью было тогда 17 лет, его еще никто не знал даже в Норвегии. И его игра стала для нашей обороны полной неожиданностью. Это был тот случай, когда новичку снова повезло. Хотя я и с себя вины не снимаю. В общем, проиграли — 2:4.

— Можете рассказать, чем сейчас занимаетесь?
— Конечно. В «Зените» я руковожу селекционной службой по России. Много езжу по стране, просматриваю матчи различных лиг. В этом году был положительный опыт общения с агентами Смольникова и Ходжаниязова.

— Есть ли на примете российские футболисты, которые могут сразу влиться в основу «Зенита», как Смольников, Шатов, Лодыгин, Ходжаниязов?
— Пример Лодыгина уникальный, еще год назад о нем никто не знал. Смольникова я прекрасно помню еще по «Локомотиву». Его пригласили в «Зенит» именно в тот момент, когда он дорос до необходимого уровня. Игорь в том возрасте, когда и практику хорошую получил, и опыта набрался. К тому же его побросало, потрепало, но парень не сломался, а, наоборот, окреп и физически, и психологически. Есть молодые перспективные футболисты, но надо следить за их развитием. Одного таланта недостаточно. Клуб должен быть заинтересован в его росте, вплоть до создания плана индивидуального развития. И лишь при совпадении множества факторов игрок может оказаться полезным нашей команде. В 90 процентах клубов премьер-лиги дебютировать легче, чем в «Зените».