В октябре одному из лучших полузащитников в истории нашей команды Станиславу Завидонову исполнилось 80 лет. В интервью «ProЗениту» он рассказал о малоизвестной странице своей биографии — работе тренером в Алжире. — Чем вам больше всего запомнился алжирский период? — Свободой.
— Свободой? — Да, свободой от начальников. Надо мной ни одного не было. Я всё решал сам: куда едем, когда едем, где и как тренируемся. Да и достижения каких-то результатов тоже никто не требовал. Наверное, это не очень хорошо, когда практически четыре года исключительно сам контролируешь себя. Однако работать в сложившейся ситуации было приятно. К тому же место замечательное. Жена до сих пор вспоминает, как хорошо было. Оран — город, где мы жили, — расположен на средиземноморском побережье. Солнце, вода — ну просто курорт! Четыре года — серьезный жизненный отрезок. Вместе со мной в 1978 году приехали еще четыре тренера из Москвы. Мы смеялись: целая бригада. Однако все они через какое-то время вернулись домой, я продержался дольше всех.
— Идиллия какая-то. Неужели никаких сложностей не возникало? — Ох, возникали, и в немалом количестве. Очень слабая медицина, отсутствовали массажисты, о специальном питании и речи не шло. Да и базы у команды не было, тренировались мы на городском стадионе. Рядом сосуществовали два футбольных клуба: один — представители газовой отрасли, другой — химики, команда стекольного завода. Кстати, это предприятие было построено при помощи Советского Союза, и там работало немало специалистов из нашей страны. Отсюда становится понятно, почему и тренера из СССР пригласили. Газовики — миллионеры, очень богатый клуб: у них великолепные условия, они уезжали на сборы во Францию. А мы каждый динар считали.
Я приехал в Алжир в конце января 1978-го, в чемпионате уже шел второй круг. Зимой там тепло, а летом жарковато, так что играли по системе осень-весна. Команда, которую мне предстояло тренировать, находилась в числе аутсайдеров, но почему-то в том сезоне никто из высшего дивизиона не вылетал. Так что можно было нормально работать на перспективу. Я при первой беседе сразу сказал ребятам, что задача — ни в коем случае не занять одно из двух последних мест. Регламент регламентом, но нужно себя уважать. И команде это удалось: финишировали двенадцатыми, нам не хватило всего четырех очков, чтобы пробиться в десятку лучших.
— Каким образом общались с футболистами? — В первое время — через переводчика. В Алжире основной язык французский. У меня даже основ не было: в школе учил немецкий. Когда не понимаешь, о чем говорят вокруг, естественно, испытываешь дискомфорт. Так что начал усиленно учить язык: прошел курс по магнитофонным записям, постоянно смотрел телевизор, пытаясь понять, о чем идет речь. Читал местные газеты. И постепенно дело сдвинулось с мертвой точки — перестал ощущать себя немым и глухим. Но произошло это где-то через год после приезда. А во время первого летнего межсезонья изучал местный футбол.
В Алжире тогда существовала своеобразная система: контракт с игроком можно было заключать лишь на один год, после окончания сезона он имел полное право безвозмездно переходить в другой клуб. Мне почему-то не сразу об этом сообщили, и я был просто в панике. Богатым проще: пообещал парню квартиру, и он твой. У нас подобной возможности не было. И те, на кого я планировал сделать ставку, оказались у конкурентов. Стал просматривать юношеские команды, чтобы понять, на кого можно рассчитывать, нашел несколько перспективных молодых футболистов. В результате мы здорово начали чемпионат, долго шли вторыми. И тут произошло непредсказуемое событие: в конце декабря умер президент Алжира Хуари Бумедьен. Молодой еще был — 46 лет, но у него обнаружилось какое-то редкое заболевание крови. В стране объявили траур, чемпионат прервался на месяц. После перерыва мы играли хуже, но всё же финишировали четвертыми. Если учесть все сопутствовавшие проблемы, то это можно считать успехом.
— Наибольшим успехом за время работы в Алжире стал выход в финал национального Кубка? — Конечно! В Алжире Кубок считался более престижным турниром, чем чемпионат. Финал всё время проводился на одном и том же столичном стадионе, который каждый раз был заполнен до отказа. Целый день шел футбольный праздник. Сначала встречались сильнейшие детские команды страны, потом — юношеские различных возрастов, затем — молодежные. И вечером — кульминация, решающий поединок за главный трофей. Причем на финале обязательно присутствовал президент Алжира, который и вручал кубок победителю. Участвовать в этом празднике было чрезвычайно престижно. Были случаи, когда команды выставляли в чемпионате не сильнейший состав, чтобы ведущие футболисты сэкономили силы на борьбу за кубок. У нас в России всё наоборот.
Неприятности начались еще накануне. Нашим соперником был столичный армейский клуб. И вдруг приходит предписание отпустить якобы на военные сборы основного вратаря и капитана команды. И ничего нельзя возразить. Финал получился очень напряженным. Основное время завершилось вничью — 1:1, а в дополнительное время мы пропустили второй гол и уступили. Я вхожу в раздевалку после игры, а мои футболисты в слезах, все без исключения. Боже, как они рыдали! У полутора десятков взрослых парней началась истерика. Я никогда не видел подобной реакции игроков на поражение.
— Это произошло в конце сезона-1980/81, который по контракту должен был стать для вас последним в Алжире. Уговорили остаться? — На самом деле контракт первоначально подписали на два года, потом его продлили еще на один сезон. И я уже психологически был готов к возвращению домой. Существовало негласное правило, что никто из советских тренеров больше трех лет в одном месте провести не мог. Было бы красиво закончить работу в стране кубковой победой, и я расстроился, что не получилось это сделать. И вдруг приехал представитель министерства химической промышленности Алжира и заявил: «Мистер Завидонов, никуда вас не отпустим. Мы уже послали запрос в Москву о возможности продления контракта хотя бы еще на один год». Удивительно, но эту просьбу в Спорткомитете СССР поддержали. Так что я создал прецедент.
— Наверное, кучу денег за четыре года заработали? — Ха-ха-ха! Ставка для советских специалистов, работавших в Алжире, была единой — тысяча долларов. Однако половину из этой суммы мы даже не видели, она перечислялась государственным структурам. На оставшуюся часть надо было жить втроем, но кое-что оставляли, чтобы обменять на чеки Внешпосылторга. По возвращении в Ленинград можно было купить что-нибудь дефицитное в магазине «Березка».
— Вы постоянно жили в Алжире вместе с семьей? — Да. Сын в этой стране в школу пошел и проучился три года. Оран — второй город Алжира, посольства нашей страны там нет. Только консульство, в которое мы почти каждую неделю ходили советские кинофильмы смотреть. Так что вроде бы по статусу специальной школы не положено. Однако на различных предприятиях города работало много наших специалистов, которые тоже приезжали на несколько лет с семьями. Целая колония образовалась. На вечерах, которые организовывались консульством, зал был битком. Так что в Оране открыли русскую школу. Сыну нравилось, и жена до сих пор с удовольствием вспоминает те годы.
— Какими были жилищные условия? — Первые два года мы жили в гостинице, в центре города. Номер носил имя Шарля де Голля. Комната 28 квадратных метров и ванная. В таких условиях мы располагались втроем. Питались в ресторане, поскольку приготовить что-то в номере было невозможно. При этом разговоры о том, что вот-вот выделят квартиру, шли все эти два года. Алжирцы — замечательный народ, но шалопайство и разгильдяйство им не чужды. Это свойство характера проявлялось у футболистов во время тренировок и матчей, этим же отличались и местные чиновники. Министерство химической промышленности и соответствующее начальство находились в столице, до которой более 350 километров: контроля никакого, деньги перечислялись. Так зачем же искать решение чужой проблемы? Мне даже пожаловаться некому было. Разве что администратору команды, который по иерархической лестнице чуть повыше остальных находился. Но и это оказалось бесполезным.
Лишь после первого продления контракта начались какие-то подвижки. Мы в конце сезона играли в гостях с одним из столичных клубов. Меня перед матчем вызвали в министерство и спросили, мол, есть ли какие-нибудь проблемы. Я к тому времени уже мог говорить на французском, так что самостоятельно выразил свое недоумение: «Когда же мне предоставят нормальные жилищные условия?» Чиновник закивал головой, а когда мы в конце лета вернулись из отпуска, то вскоре переехали в полностью меблированную квартиру, расположенную в новом квартале Орана, причем недалеко от центра. Вышел, сел на автобус — через несколько минут ты у Средиземного моря.
— Вопросы безопасности не были тогда актуальны? — Да всякое и в те годы происходило. Различные террористические течения уже голову поднимали. Более того, у меня в команде был парень, входивший в одну нелегальную организацию. Он мне сам в этом признался и доверительно добавил: «Не бойся, тренер, тебе здесь ничего не угрожает. Я обещаю». И действительно, никаких проблем не возникало.