Если в электричках воскресным днем слышны были лишь звонкие пионерские голоса, то в метро почувствовал: суровый, с хрипотцой, праздник футбола - вот он. Неподалеку. На Охотном ряду вжали меня в поручень с такой силой, что едва дух не испустил. Никуда не денешься, думаю, все терпят - и ты терпи.

     Кто-то из спартаковских фанатов рядышком сдавленно переговаривался с приятелем. Сначала толковал о покупках в Барселоне. Потом перешел на личное:

     - В нашем коттеджном поселке сотка стоила 22 тысяч долларов...

     Вглядываюсь в лицо - фанат как фанат. Самый обычный.

     - Кто не прыгает - тот конь! - сообщил на весь вагон точно такой же, неприметный.

     Пришлось прыгать - еле-еле, как могу. На одной ноге. И тысяча человек рядом - тоже робко подпрыгнула. Вагон едва не завалился набок. Быть мне конем - но прыгать я отныне зарекаюсь.

     Возле лужниковских турникетов, смотрю, мечется Landcruiser с питерскими номерами и двумя синими флажками в окнах. Не знает, куда приткнуться. Из соседних машин смотрят на него брезгливо - пусть мучается.

     А двери метро выбрасывали народищу волну за волной. На недавней игре ЦСКА с "Шахтером" в помине такого не было. Возле стадиона не протолкнуться - гул от переклички спартаковских трибун покрывал всю округу. Она запугать должна была гостей с "Петровского" - но лишь раззадорила...

     Отыграв четверть часа, "Зенит" и пропустить успел, и забить. Гол, правда, Сухина отменил. Рановато питерский сектор запалил пронесенный на телах боекомплект. Рано рванули хлопушки.

     Погребняк, впрочем, вскоре радовал своих уже по правилам - и хлопушки полетели с удвоенной силой. Пиротехнические дела у питерских с революционных лет ладятся. Громыхало так, что уши заложило. Дымом заволокло весь сектор, половину поля - Малафеев из ворот способен был рассмотреть разве что силуэты. Вячеслав - человек большого мужества. Вышел в эдакую стужу полтора часа сверкать голыми коленками - когда люди в тулупах подрагивали на трибуне. Мой сосед по ложе прессы похож был на полярника с замерзшими соплями в бороде. Достал армейский бинокль - кажется, к нему и примерз. Не отрывал от глаз.

     Гол Погребняка повторять на большом табло не стали. И правильно - пусть на "Петровском" повторяют.

     Петарды, летевшие ввысь, оседали где-то на подходах к стадиону. Ко всему готовые московские фанаты замолчали уважительно. Нахмурились. Как Владимир Алешин с обложки собственных мемуаров "Пятый директор, или клюшка для генсека".

     Едкий дым, привезенный с невских берегов, растекался по трибунам. Проникал в щели VIP-ложи, не давал хорошенько присвистнуть Станиславу Сухине. Меня заставлял чихать, наконец.

     Многие из корреспондентов не выдержали - отправились досматривать матч в пресс-центр. Где уже и стол был накрыт с бесплатными бутербродами. Кто-то сдержанно радовался жизни: "А в Химках вчера водка была дармовая..."

     Оживились спартаковские фанаты ближе к концу тайма - понеслось многоголосое: "Вперед, "Спартак!" Плетикосе же впору было перекрикивать ладность хора: "Назад, "Спартак". Мяч снова свистел над его перекладиной.

     Перерыв закончился - возвращаясь на места, разомлевшие от рекламного фуршета корреспонденты откуда-то сбоку услышали уютное потрескивание. Будто сверчок за печью. Оглянулись - и рты прикрыли ладонью от ужаса: трибуна со спартаковскими фанатами, оторвав десятки кресел, метала их в сторону гостевого сектора. Долетать - не долетали, оседали точнехонько на головы милицейской шеренги. Забава питерским приглянулась, не остались в стороне - поддержали как могли.

     За локальными боями проглядели дорогие любители футбола отмененный гол Веллитона - тот в восторге добежал до сугроба у трибун. Где и застигла его печальная весть - нет никакого гола. Забудьте.

     Гости из Петербурга замолчали, сосредоточившись на отчаянной жестикуляции. Кресла закончились. Даже диктор Валентин Валентинов, объявлявший голы еще при царе Горохе, "поплыл" от такой круговерти - давил на жалость. Просил не пользоваться пиротехническими средствами, когда фанаты почти уж трибуну разворотили.

     Услышав про "пиротехнические средства", гости воодушевились. Что на поле, что на трибунах. "Зенит" катал мяч на подступах к спартаковской штрафной - так в хоккее разыгрывают большинство. Фанаты откуда-то из потайных карманов достали последние петарды - рванули разом так, что небо заволокло. Запах селитры и на Красной площади, должно быть, чувствовался.

     Адвокат, расчувствовавшись, рванул к судье Сухине так резво, что не совсем понятно было: как же он собирается тормозить? Изловчился - благодаря рискованному виражу. От одного питерского болельщика Сухина, помнится, уже бегал - еще чуть-чуть, и пришлось бы повторять фокус.

     А на темной лужниковской аллее я разглядел знакомый силуэт. Милош Ржига собственной персоной - походом на стадион отметил драматичный вылет своего "Спартака" из хоккейного плей-офф.

     - Не замерзли, пан? Ботинки у вас, смотрю, на тонкой подошве и куртка легкая.

     - Это все ерунда. На такой матч я не мог не придти. Спартаковские фанаты явились в Сокольники вчера - поддерживали меня. Сегодня я поддерживал их. Я не в первый раз на российском футболе. Честно говоря, не очень желал сегодня приходить - гораздо больше хотелось продолжать играть. Но  ничего не поделаешь. А сегодня спартаковские фанаты подняли мне настроение. Болели отлично. Многие меня узнали - говорили добрые слова. Жаль, не могу пока сказать, останусь ли сам в "Спартаке".

     Пока говорили, не заметили, как нас окружила толпа. Вслушивалась в каждое слово чеха. Стоило выключить диктофон, заголосили: "Ржига, спасибо за "Спартак"!

     Милош чуть пригнулся - кто-то торопливо наворачивал ему на шею красно-белый шарф. А мимо чеканили шаг отважные пожарные с какими-то баллонами за спиной. Переговаривались о подожженной трибуне. Но мы с паном Ржигой этого уже не видели.