Право, славный
Человек, который рисует на плече апостола, живет в монастыре, забивает по 40 голов за сезон, славит Хиддинка и получает красную через 90 секунд после дебюта в сборной, теперь играет в России. Матея Кежман, один из самых колоритных форвардов современности, стал игроком «Зенита» и пригласил журнал PROспорт в гости.
НАТО, Хиддинк
Матея Кежман знал, когда приезжать в Россию. С тех пор как слова «голландское» и «хорошее» здесь стали синонимами, серб будет смотреться в Петербурге очень органично, поскольку широкую известность заработал себе в ПСВ. В клубе из Эйндховена он превратился в отвязного забивалу, клал до 40 голов за сезон и получил предложение от Жозе Моуринью, собиравшего свою первую дрим-тим в «Челси». Позже статистика Кежмана лишилась прыти, а в прошлом сезоне и вовсе затормозила. Отсидев на скамейке ПСЖ год, Кежман охотно согласился на аренду в «Зенит». По уговору, Кежман отыграет здесь до конца чемпионата, после чего боссы «Зенита» решат, понадобится ли им знаменитый игрок в дальнейшем.
– Приехав в «Зенит», вы сказали: «Я считаю Россию своей страной». Поясните.
– У нас общая религия, похожие языки. Я не чувствую себя здесь иностранцем – кажется, будто я нахожусь дома. Как будто не уезжал из Белграда - все общаются со мной доброжелательно и обращаются «Эй, братец».
- Знаменитый волейбольный тренер Зоран Гайич рассказывал, что отец с малых лет учил его: «Надо верить в бога и Россию».
– Хех, я понимаю его. Я тоже верю в Россию - это очень сильная страна. Сербия маленькая, Россия большая. Россия помогает нам, наша политика должна быть близка к России, мы нуждаемся в ней. К тому же в мире осталось не так много православных стран.
– Полузащитник ЦСКА Милош Красич, выиграв Кубок УЕФА, попал на прием к Владимиру Путину и был счастлив: говорил, что в Сербии это политик номер один.
– Так и есть. Путин многое поменял, особенно в представлении людей с Запада. Он сделал Россию сильнее, заставил уважать. Он старается исправлять ситуацию с религией - строит церкви, пытается вернуть все то, что было в России до коммунизма. Это мужчина с большим количеством идей.
- Ваш новый партнер по команде бельгиец Нико Ломбертс обожает политику и по окончании футбольной карьеры подумывает о карьере политической. Вы в этом плане спокойнее?
– Да, политика не моя жизнь. Когда я беру в руки газету, начинаю читать ее с конца. Сначала спортивные странички, потом какой-нибудь юмор в середине, а когда дело приближается к политике, закрываю. Я разочарован политикой в своей стране. В Сербии не могут обеспечить людям такую жизнь, которую они заслужили. Я уважаю тех, кто хочет помочь, но не согласен слишком со многим. К тому же политика не единственный способ помочь. Я пытаюсь помочь народу благотворительностью, но не политикой. Бывали случаи, когда политики пытались использовать мое имя в имиджевых целях, но я никогда на это не шел. Я в такие игры не играю.
– Три года назад Сербия и Черногория разделилась надвое. Где вы находились в день того референдума?
– Я был как раз в Черногории. И должен сказать, что большинство черногорцев были расстроены. Они знают, что мы одна страна, Черногория никогда не существовала как отдельное государство. Это был очень грустный день, что и говорить. Хотя я по-прежнему не смотрю на них как на иностранцев. Для меня это по-прежнему часть Сербии, одна страна.
– Ваша еврокарьера стартовала в Голландии - самой свободной стране Европы. Для молодого парня с Балкан там слишком много искушений?
– Голландия – очень хороший опыт, вырос я именно там. Я же приехал туда совсем молодым – 20 лет, еще мальчик. ПСВ заплатил за меня очень много: 32 млн немецких марок – думаю, это до сих пор рекорд для голландских клубов. Я был под постоянным прессом. Журналисты постоянно спрашивали: «Кто вы? На какой позиции играете?» Они не знали обо мне вообще ничего. ПСВ заплатил за меня миллионы, и люди, возможно, думали, что я умею летать… Кроме того, я был один. Это было время бомбежек НАТО, и получить визу для родных было невозможно. На телефоне я висел часами… Но потом настроился, начал играть. Везде есть вещи, которые могут тебе помешать. Выбирай то, что тебе важнее. В Белграде у меня в этом смысле было очень хорошее детство. Я вырос в гетто, многое видел, из-за наркотиков терял друзей. Так что еще с ранних лет я был против всех этих дел, и голландские искушения не представляли для меня какой-то проблемы.
– В ПСВ вы застали Гуса Хиддинка. Вспомните одну вещь, которой вы у него научились?
– Эй, этих вещей было миллион! Например, в то время, забивая гол, я отмечал его, показывая большими пальцами на фамилию на спине. Гус пришел в команду, посмотрел на это, а потом как-то позвал меня к себе в офис. «Слушай, мой мальчик, – сказал он. – Я уважаю то, как ты отмечаешь голы. Но мне кажется, ты должен показывать уважение к своим партнерам. А так ты показываешь, что здесь важен только ты, а не те парни, что отдают тебе передачи. Я живу в Эйндховене и знаю много людей, которые не любят тебя только за это. Они думают, что ты надменный. Хочешь – прими это замечание. Не хочешь – пусть будет как прежде». С тех пор я больше никогда не отмечал голы так. Когда забивал, сразу бежал к партнерам. И сразу заметил, что их отношение ко мне стало гораздо лучше. Это только одна из историй, когда Гусу удавалось находить источник позитивной энергии для игроков.
– Думаю, игроки сборной России прекрасно вас понимают.
– Или еще пример. Иногда я нарушал установку, часто опускался вниз, искал мяч в глубине поля. Хиддинк мог остановить тренировку, подойти и оттолкать меня в нападение. «Я не хочу тебя здесь видеть, слышишь? – кричал он. – Не переходи эту линию! Стой там, двигайся, обыгрывай, но делай это там. Если тебе не будут давать мяч, я всыплю не тебе, а полузащитникам. Но ты делай свою работу и не лезь в чужую». Он исправлял во мне все! Это единственный тренер, который использовал все мои качества. Я счастлив, что работал с ним. То, что я забил 80 голов за два сезона, не значит, что тогда я был другим игроком, не таким, как сейчас. Просто Хиддинк использовал все мои качества. Другого такого тренера я больше так никогда и не встретил. А жаль.
Книги, схватка с дьяволом
Если в еврофутболе и есть более религиозные игроки, чем Матея Кежман, то их явно немного. На его плече – татуировка апостола Матфея, на предплечье – надпись «Только бог может судить меня», в отпускном графике – поездка в монастырь, в плане на день – молитва, в доме – сыновья с библейскими именами. Когда машина, катающая Кежмана от отеля к фотостудии, пронзает линии Васильевского острова и минует очередную церковь, Кежман делает короткую паузу в разговоре. Крестится.
– Гус Хиддинк сейчас читает биографию Иосифа Сталина. Много ли читаете вы?
– Много, почти каждый день. Правда, почти все книги связаны с религией. В том числе благодаря книгам я много знаю о России. Я много читал о Серафиме Саровском, восхищаюсь им и молюсь ему почти каждый день. Кроме того, когда я приезжал в Москву со своими командами, всегда старался зайти в церкви. Храм Христа Спасителя – это что-то неправдоподобное. Еще я был в храме у святой Матроны. Мы с «Челси» играли вечером против ЦСКА, у меня было совсем мало времени. Мы приехали, а там огромная очередь. Занял ее и был уверен, что не успею - времени оставалось совсем мало. И тут прямо ко мне подошел священник. «Ты ведь футболист? – спрашивает. – Тебя зовут Матея?» – «Да». – «Я очень рад тебя видеть. Я много о тебе слышал». Он взял меня за руку и провел прямо к мощам Матроны. Это было потрясающе! Думаю, бог послал его. Иначе я никак бы не успел. Мне очень жаль людей, которые не верят в бога. Их жизнь очень бедна.
– Кто ваш духовник?
– Он живет в Черногории, в большом монастыре. Я стараюсь проводить там как можно больше времени – скажем, во время летнего отпуска еду туда недели на две, пробую жить как монах. Стараюсь общаться как можно больше и с ним, и с другими людьми. Чем больше ты там проводишь времени, тем больше чувств просыпается у тебя в душе. Это тяжело описать, это надо почувствовать. Если коротко, это дает мне спокойствие. Я возвращаюсь в город полным позитива и энергии, чтобы решать все свои проблемы. Кроме того, монастырь позволяет соблюдать баланс между жизнью и работой. На работе ты селебрити, о тебе говорят, посылают много энергии – и любви, и ненависти…
– Что духовник говорит о ваших татуировках?
– Это нехорошо. Это страсть, а любая страсть – это нехорошо. Но мы слабы, чтобы бороться со всем. Я уже два года не делал новых тату, хотя хочется. Сейчас у меня схватка с дьяволом: кто победит? Это страсть, но это часть меня. Я уже два года пытаюсь покончить с этим. Посмотрим, что получится.
– Вы два года работали в Турции. Вам было комфортно?
– Абсолютно. Я уважаю все религии и не имел никаких проблем. Я жил в азиатской части Стамбула в потрясающем доме на берегу Босфора. Там был такой красивый вид, что, просто живя там, можно было стать поэтом. Вечер на берегу с бокалом вина и семьей - очень романтично. Единственное, к чему в Турции тяжело привыкнуть, – это внимание. Когда я был за рулем и меня узнавали, движение замирало минут на 10. Со всех сторон стекались фанаты «Фенербахче», начинали петь песни, прыгать на машинах, просить автографы и фото.
– Вы играли в чудных местах: Белграде, Мадриде, Стамбуле, Лондоне. Самое запоминающееся дерби в вашей жизни?
– Я был страстным болельщиком «Партизана» и вырос на Южной трибуне - той, откуда футбол смотрят самые горячие фаны. Со мной были друзья из того самого гетто. Мы постоянно дрались возле стадиона, на самом стадионе я срывал голос, пока пел песни. И вот однажды, в 1998 году, пришел момент, когда я сам вышел играть за «Партизан». До того я просидел на скамейке несколько игр, потом вышел, забил два мяча и очень рассчитывал сыграть в следующем матче - против «Црвены Звезды». Но тренер оставил меня на скамейке. Я жутко расстроился и рыдал в раздевалке. Мой отец пытался меня успокоить, говорил, что, может, еще выйду, а может, и забью. Я и правда вышел за 20 минут до конца при счете 1:1, а на последней минуте забил фантастический гол. Мой мозг, кажется, остановился на несколько секунд, как будто все мои мечты исполнились. Думаю, тот гол сделал большое дело в моей карьере. Я стал локальной звездой, стал попадать в состав, потихоньку становиться лучше и лучше.
– «Партизан» - по-прежнему команда вашего сердца?
– Конечно.
– То есть если через год-другой вас позовут в «Црвену Звезду», вы откажетесь?
– Вы что, с ума сошли?! Я лучше убью себя сам. Потому что знаю, что в противном случае убьют меня и всю мою семью. Я что-то вроде иконы для болельщиков. Меня уже 10 лет нет в команде, но они по-прежнему поют про меня песню. Я знаю, как они были бы рады снова увидеть меня в команде. Я знаю, что закончу карьеру в «Партизине», хочу провести в команде свой последний сезон. И уж точно не смогу представить себя в футболке другой сербской команды.
– Ваша самая памятная встреча с сербскими фанами?
– Как-то мы играли на стадионе «Звезды», заполненном до предела. Весь матч они пели плохие песни про меня и мою маму. Я снова забил гол и сделал счет 2:1, подбежал к трибуне «Звезды» и изобразил картину, будто у меня в руках автомат и я всех их расстреливаю. Это была не лучшая идея. На протяжении 10 дней меня хотели убить. В итоге пришлось пойти в самое популярное сербское ТВ-шоу и публично извиниться. В противном случае оставаться в Белграде было бы невозможно… Я был молод. Когда забиваешь, голова не очень работает. Адреналин.
– У вас превосходный английский. Сколько языков вы еще знаете?
– Голландский, испанский, английский, немного понимаю турецкий. Во всех странах я старался учить язык сразу: чтобы показать людям, которые живут здесь, что я их уважаю. И люди пропитываются симпатией. Хотя голландский, конечно, давался тяжело. Но после двух лет он мне покорился, я стал появлялся на ТВ без всяких проблем. Счастлив, что в «Зените» есть Роб (Роберт Одерленд – физиотерапевт). Общаясь с ним, смогу поддерживать свой голландский.
Голод, без Хиддинка
Яркий образ Кежмана, полный балканского фанатизма и подросткового эпатажа, поддерживал к нему интерес, даже когда мячи шли в ворота не так охотно, как во времена ПСВ. В последние годы Кежман играл в достойных клубах, забивал хорошие голы и выигрывал интересные трофеи, но публику не покидало ощущение: отметить 30-летний юбилей он мог куда более заслуженной и устроенной звездой.
– Переход в «Челси» - главная ошибка вашей карьеры?
– Я никогда ни о чем не жалею. «Челси» был большим шагом в моей жизни. Все было бы прекрасно, если бы я играл все матчи. Может быть, мне не хватило терпения. Я был молод, хотел показать себя здесь и сейчас. Но там был тренер, который все время менял игроков. Были Терри, Лэмпард и, может, еще кто-то, которые играли всегда. Остальные постоянно менялись – это было тяжело принять. Сегодня ты забиваешь гол, а завтра по тактическим причинам не играешь. Через год мы сели за стол с Моуринью и Абрамовичем и решили, что для меня лучше уйти. Моуринью я нравился, я делал всю работу, забивал в важных играх. Но не играл постоянно. А я тот игрок, который должен играть каждый матч. Если не играю, становлюсь нервным, теряю концентрацию, уверенность. Я счастлив, что мистер Абрамович понял меня. У них было хорошее предложение из «Атлетико», они продали меня… Я не считаю переход в «Челси» ошибкой.
– Моуринью сейчас называют лучшим тренером на планете.
– Я бы не сказал, что он самый лучший. Для меня сейчас два лучших: Моуринью и Хиддинк. Моуринью тактически очень силен. Это фантастика, как он готовится к играм - разбирает все детали, и соперник уже не может тебя удивить. И, конечно, умение мотивировать! Мы пришли в команду вместе – он и группа не самых известных игроков. Все ожидали, что в 2004 году «Челси» купит Шевченко и Роналдинью, а они купили меня, Дрогба, Роббена, Феррейру. Ни одного великого игрока, но все — голодные. Моуринью и хотел покупать голодных. С первого же дня, как мы приехали в команду, он говорил: «Вы лучшие! Луч-ши-е!» Первый месяц ты думаешь: «О чем он говорит?» Но ты выигрываешь первую игру, вторую, третью – и понимаешь: и правда лучшие. Поэтому мы все и выигрывали. Потому что были очень уверены в себе.
– В сборной Сербии вас нет уже три года. Почему?
– После чемпионата мира — 2006 были некоторые проблемы, о которых я бы не хотел говорить – они личного порядка. Сейчас я стараюсь сфокусироваться на клубной карьере, к тому же могу уделять больше времени семье. Ну и нет пресса. Играть за сборную Сербии очень нелегко. Особенно когда ты ведущий игрок. Сегодня ты король, завтра – худший игрок на свете. Сейчас я спокоен и просто очень рад за то, что у сборной Сербии дела идут хорошо. Вернусь ли я туда? Я никогда не говорил, что закончил играть за сборную. Просто в последние годы так складывалась ситуация. А так я был бы счастлив играть в сборной. Я очень сильно люблю свою страну.
– Дикое совпадение: вы были удалены с поля и в первом, и в последнем матче за сборную.
– Вуядин Бошков - отличный тренер с большим опытом, но на Евро-2000 он ошибся. Я был молод, и у меня за плечами был отличный сезон в клубе. В товарищеских матчах я забил три гола, все говорили: Кежман должен играть в основе. Предполагалось, что я и буду играть, но накануне меня посадили на лавку. Через 20 минут после начала матча Бошков попросил меня разминаться. Я разминался почти до конца матча. В итоге вышел на поле как злая собака, сорванная с поводка. В центре поля я пошел в жесткий стык… Матч против Аргентины на чемпионате-2006 – тяжелый день для всех нас. Мы проигрывали 0:5, я старался исправить хоть что-то. Я был в бешенстве и снова пошел на столкновение.
– Вы часто страдаете из-за своего характера?
– Здорово, если тренер может справиться с этим характером. Игрок без характера не может быть большим игроком. Как можно, чтобы человек был доволен тем, что сидит на скамейке? Я стараюсь показывать каждый день, что я голоден, что я хочу сделать больше, что я хочу победить. Я всю свою карьеру выезжаю за счет этого. Не за счет суперкачеств. Я не Роналдинью. Только за счет характера. Я всегда голоден.
– Часто ли вы деретесь?
– Нечасто. Но вот тяжелые дискуссии случаются. Например, с тренером в ПСЖ в прошлом году. Я показывал, что я заслуживаю шанса, что могу играть… Или мы пропускали легкие мячи на последних минутах теряли очки, а я был очень зол в раздевалке. Но это нормально. И в «Челси», и в «Атлетико» со мной было то же самое. Сегодня ты дерешься в раздевалке, завтра - извиняешься и забываешь. Просто есть люди, которые всегда хотят достигнуть большего, поэтому с чем-то и не могут смириться.
– Вопрос, который я оставил на финал. Ваша карьера в ПСВ пророчила вам статус суперзвезды. Пять лет, минувшие с тех пор, вы играли хорошо, но не более. У вас есть объяснение - почему?
– Я же говорю: после Хиддинка не нашлось такого тренера, который использовал бы меня на 100%. Всегда важно найти тренера, который возьмет от тебя все лучшее, может быть, заставит партнеров играть вокруг тебя. Хотя я горд за все клубы, в которых играл. Если посмотрите статистику, я забиваю почти в 50% матчей, в которых принимаю участие, — это хорошие цифры. И не забывайте, что я из Сербии. Будь я из Англии или другой страны с более сильной сборной, которая регулярно играет в финальных турнирах, было бы проще. Да, жаль, что никто после Хиддинка не использовал меня так же и я не стал лучшим форвардом мира. Но я все равно счастлив. Выйти из маленького сербского клуба в «Челси» – это невероятно. Впрочем, скажу это еще раз: я до сих пор голоден и хочу выигрывать. Именно поэтому я сейчас здесь, в Петербурге.