Максим Рыбин: «В "Спартаке" я выкладывался, но это было никому не нужно» Hotice.ru
— Вы, говорят, русский шансон любите?
— Люблю.
— Не возникает проблем в раздевалке? Все ведь там привыкли к другой музыке, которая вас, наверное, тяготит.
— А у нас вообще нет какого-то главенствующего стиля музыки. Слушаем то, другое, третье... Иногда я ставлю и шансон. Сергея Наговицына, Михаила Круга, Ивана Кучина — это мои любимые исполнители.
— До матча ставите?
— Нет. В этот момент нужна более энергичная музыка, которая заводит. Было бы неправильно включать то, что мне нравится, перед выходом на лед.
— «Дори-Дори» Сергея Наговицына — очень энергичная песня.
— Да мы скорее любим перед матчем что-то более быстрое — рэп, «Металлику». Если уж музыка совсем не по мне, то всегда можно достать айпод и слушать то, что тебе по вкусу.
— Вы в команде единственный, кто любит шансон?
— Нет, что вы. У нас многие любят такую музыку. Другой вопрос, что перед игрой это не то, что следует слушать.
— Вы понимаете все слова в этих песнях?
— Да ведь большинство слов, которые там используются, встречаются и в обычной жизни. Жизнь такая, что вся лексика перемешалась. Так что я практически все понимаю. Я не считаю шансон прославлением воровской романтики. Это просто нормальные, жизненные песни. В шансоне разные направления, и я бы не сказал, что там обязательно о бандитах. Есть смешные песни, есть грустные, в конце концов.
— А как иностранцы относятся к такой музыке?
— Им нравится то, что у нас играет. Мы им иногда и диски записываем с нашей музыкой. Пусть они слов не понимают, но и мы ведь не знаем о чем там, например, «Металлика» поет, а все же слушаем почему-то, правильно? Потому что просто мелодия, ритм нравятся.
— Что и кому записывали?
— Петру Чаянеку записали диск с попсовой музыкой. Юхан Франссон тоже диск просит. Вот в ближайшее время сделаем и для него что-нибудь.
— Представляем, как он включит что-нибудь из Кучина в Стокгольме.
— Нет-нет, никакого шансона. Такая музыка для него — это слишком. Да и не поймет он ничего. Русскую поп-музыку запишем.
— Встречали игроков со странными музыкальными вкусами? В свое время Яну Бенду в Казани воротило от поп-музыки: он-то предпочитал агрессивный «металл».
— Сейчас любовью к тяжелой музыке никого не удивишь. Ее многие любят. А вот что-то странное... Это, наверное, классическая, инструментальная музыка. Что-то я не помню хоккеистов, которым бы она нравилось. Может быть, они это скрывают. А я вот к иностранной очень спокойно отношусь, предпочитаю российских исполнителей. Заграничная мне не интересна.
— Вы в свое время ездили в юниорскую лигу в Северной Америке. И вот если сейчас разобрать состав «Сарины Стинг», вдруг выясняется, что, кроме вас и Александра Бутурлина, никто и не заиграл на серьезном уровне. Тогда были мысли, что попали в абсолютно бесперспективный клуб?
— Да почему же? Пара человек попала в НХЛ. Крис Ньюбери, например, выступал в «Торонто», а сейчас в «Рейнджерс».
— Где к февралю провел пять матчей.
— Но он ведь в НХЛ. В первый год у нас был капитан Майк Ван Райн — так он тоже в НХЛ долго выступал.
— Но никто не знает, где он последние два сезона.
— Бывает. Но вообще в то время и не задумывался, есть в твоей команде звезды или нет. Как бы ты ни выступал на таком уровне, но если человека два пробьются на самый верх — это удача. В России ведь то же самое. Хорошо, если из тридцати ребят одного возраста один-два пробьются в профессиональную лигу. И уж совсем маленький процент тех, кто станет настоящей звездой.
— Вот вы приехали и стали с Александром самыми результативными игроками клуба.
— Так мы за этим и ехали. Нас и приглашали для того, чтобы мы забивали и отдавали. И потому времени игрового всегда было достаточно, в большинстве играли много.
— Уехали из-за того, что в России не было перспектив и денег?
— С деньгами-то уже стало налаживаться. Когда я уезжал в юниорскую лигу, мне в «Спартаке» предлагали приличную зарплату, примерно тысячу долларов. А в Америке я вообще ничего не зарабатывал. Мой оклад был долларов сто.
— Так зачем вы уехали?
— «Спартак» выступал в высшей лиге, мне там не очень-то и хотелось играть. А в другую команду меня не отпускали. Вот я и поехал в Америку.
— Но выше юниорской лиги вы не поднимались. Посчитали, что не было перспектив?
— Я мог бы тогда остаться в лиге Онтарио еще на сезон, мог бы поиграть в АХЛ. Но потом у меня уже появилась семья, родился сын. Надо было заботиться о родных, вот я и вернулся. Надоело играть бесплатно, двух лет достаточно. Нет, ну, правда — чем я ребенка кормить буду? Воздухом?
— А как вообще в Америке можно прожить на сто долларов в месяц?
— Так вот и жили. В семьях ведь жили — в принципе, нас кормили и поили, а эти деньги были на карманные расходы. Все так жили, я даже не задумывался. А сто долларов на жвачку разлетятся — не заметишь.
— Да, тут особенно не разгуляешься.
— Еще нас не особо и гулять-то пускали. Нет, меня никто насильно дома не держал, но не забывайте, что если тебе нет 19 лет, то ни в один бар в Америке не пустят. В этом смысле там все строго.
— Один из наших молодых хоккеистов взял права у ветерана команды и спокойно угощался, чем хотел. Вот и выход.
— Да знаете, сейчас, может быть, что-то и придумал бы, но тогда, одиннадцать лет назад, подобных мыслей не было. Да и желания особого нарушать режим, гулять не было. Да и потом — с кем там гулять-то в юниорской команде? На сто долларов к тому же.
— В семье жили вместе с Бутурлиным?
— Поначалу да, но через месяц нас расселили, чтобы мы английский быстрее изучали.
— Никита Алексеев изучал язык по сериалу «Друзья». Расскажите о вашем секрете.
— Смотрел фильмы с Арнольдом Шварценеггером и Джеки Чаном, которые видел в России с переводом: «Терминатор», «Разборка в Бронксе». Вспоминал, что они говорили, сопоставлял, усваивал. Месяцев за пять-шесть накопил словарный запас и заговорил достаточно уверенно, отдельные слова вдруг сами стали складываться в предложения. И шутить стало получаться.
— А трудно было эти пять месяцев?
— Непросто. Не скажу, что совсем уж трудно, но сложности были. Впрочем, есть захочешь — объяснишь.
— Большинство российских хоккеистов, которые побывали в Америке, прекрасно отзываются о семьях, где им довелось жить.
— И у меня было все просто замечательно. Я жил в прекрасной семье, до сих пор с теплотой вспоминаю этих людей. Это была пожилая пара, на тот момент им было около 65. Они ко мне очень хорошо относились, я их ни разу вроде бы ничем не огорчал. К сожалению, хозяйки сейчас уже нет в живых.
— А вы поддерживали отношения и после отъезда домой?
— Естественно. Кстати, все забываю спросить, продолжает ли Саша Бутурлин общаться с семьей, в которой жил. Думаю, продолжает, сейчас ведь все гораздо проще стало: по Интернету легко поддерживать контакты.
— Значит, семью, в которой жили, ни разу не огорчали?
— А чем?
— Могли бы загулять, заявиться домой к утру.
— За все время я только один раз пришел наутро. Но при этом все равно предупредил, что задержусь. Так что никаких проблем. Мы тогда в казино поехали играть.
— В казино? С зарплатой в сто долларов!
— Ну да. Выиграли, кстати, как ни парадоксально. На те же сто долларов и играли, а сняли четыреста. В казино в Северной Америке можно приходить, если тебе есть 19 лет.
— Местные хоккеисты не делали вам «прописку»?
— Нам — нет. Своим они что-то устраивали. Какие-то глупые розыгрыши были на детском уровне. Я просто не позволил бы с собой так поступать.
— Вы и не производите впечатления человека, который будет смеяться, если ему крем для бритья зальют в обувь. И музыку, опять же, соответствующую слушаете.
— Не буду — это точно. Это вообще какой-то дурацкий юмор, он не по мне. Может быть, американцам и было весело, но я всего этого не понимал.
— Неужели не пытались и вас разыграть?
— Да мы с Бутурлиным сразу растолковали, чтобы никаких розыгрышей не было. Ребята прислушались. Еще бы, нам же было по 19 лет, а на таком уровне разница в возрасте чувствуется. Так что сразу все точки расставили.
— «Держали раздевалку»?
— Да на кой она нам сдалась? Мы же не в тюрьме. Себя держали просто, а не раздевалку. Нам даже драться со своими партнерами не приходилось. Так, были какие-то мелкие эпизоды, но до серьезного не доходило.
— А в лиге? На русских обычно кидаются, об этом и Алексей Семенов рассказывал.
— Так вы на Семенова-то посмотрите. Двухметровый гигант — на него и кидались. Правда, на него где кинешься, там и упадешь. Я вот в драках почти не участвовал. Вернее, на чистых тафгаев не попадал. Если дрался, то с треском я никому не проигрывал, но и нокаутом не выигрывал.
— Сергей Николаев, известный российский тренер, говорит, что это он вас сделал хоккеистом. Правда?
— Он меня сделал? А, ну ладно, пускай он.
— В вашем ответе сквозит ирония.
— Да что я буду спорить-то?
— Он говорит, что до него вы просто бегали по площадке, а он взял вас в Уфу и направил.
— Я же при нем в Уфе всего шесть голов забил. Это потом, спустя пять-шесть лет в Новокузнецке я у него действительно забивал много. Но тогда и я уже стал опытным хоккеистом, и отношения у нас с ним изменились. Знаете, если у тебя сложатся отношения с Сеичем, то ты всегда будешь играть и проблем не знать. Но в Уфе я был для него слишком молодым хоккеистом.
— А в Новокузнецке?
— Там я уже был ассистентом капитана и с тренером сложились просто прекрасные отношения. Он никогда на меня ни кричал. Короче, если бы он говорил, что сделал меня игроком после Новокузнецка, то это одно. Но после Уфы... Не знаю. Там я действительно только бегал и больше ничего не делал.
— Ваша любимая установка от Николаева?
— Помню, он нам перед первой игрой в чемпионате устроил собрание на два с половиной часа. Я до сих пор даже дату помню. 11 сентября мы проводили первый матч, а 9-го нас собрали. Мы сидели, смотрели видео. Я даже не помню, во сколько тогда домой приехал. Вот это было самым памятным. Да вообще Николаев любил долгие собрания. В среднем они длились минут по 40.
— Вы через сколько отключались?
— В Новокузнецке — минут через пять-шесть. Просто я уже знал, что он скажет. Весь его юмор, все его слова — все это я изучил. Хотя так-то он острый на язык мужчина.
— Так что вы в итоге напишете в автобиографии? «Меня сделал тренером...
— ...отец». Он меня отдал в спорт, он меня вел. А на таком уровне Николаев, конечно, много в меня вложил, давал дельные советы. Но хоккеистом меня сделал отец.
— Одна из ваших самых интересных тем в карьере — отношения со «Спартаком». Вы уходили оттуда столько раз, что все уже сбились со счета. Четыре вроде бы?
— Да кто его знает.
— Вот и вы сбились. Почему вы все время убегаете от родного клуба? Болельщики отказываются вас понимать.
— Болельщикам всего и не расскажешь. Конечно, может быть, стоило собрать пресс-конференцию и объясниться, но я не посчитал это нужным. Вообще многие вопросы по моим уходам лучше задавать руководителям команды. Мне давали понять, что я не нужен — я уходил. А почему меня проклинают, я не понимаю.
— Все четыре раза была одна ситуация?
— Я вам скажу, что «Спартак» за все время ни разу не предложил мне таких условий, которые создавал приезжим хоккеистам. Никогда! Приезжали люди непонятно откуда, а им сразу устанавливали зарплату в два раза больше моей. И никто ничего понять не мог, никто ничем это не мотивировал. Как пример, словаки, которые сейчас играют. Раз руководство так посчитало — ну, пусть.
— А вам не обидно?
— Это просто неприятная ситуация. Я делал все по максимуму, выкладывался полностью, особенно в последние два года. Но это было никому не нужно. По крайней мере, руководителям команды. И потому я не понимаю реакцию болельщиков, которые меня проклинают. Я-то тут причем, если я «Спартаку» не нужен?
— Но выглядит так, словно вы все время уходите.
— Если говорить о последнем случае, то вся реакция началась из-за того, что я ушел в СКА. Если бы перешел, например, в «Северсталь», то никто бы мне вслед ничего не говорил.
— В хоккее как-то не принято возмущаться, даже если человек меняет «Спартак» на ЦСКА. Мы видим переходы Александра Суглобова, Егора Михайлова. А СКА... Ну, Санкт-Петербург — и что?
— Вот вы это напишете — и мы почитаем потом объяснения наших болельщиков в комментариях. Почему-то никто не кричал, когда Дима Уппер переехал в «Атлант», а Дима Кочнев в Ярославль, когда уехал Эдик Левандовски. Причем их мотивы вполне понятны — они хотят заработать. И я хочу заработать, в этом нет ничего страшного. Но никого, кроме меня, предателем не называют. И мне интересно, а почему?
— А почему?
— Да не знаю. Всё это сущность болельщиков... Вот приехал Доминик Гашек. В самом начале у него не клеилось, и про чеха такое писали!.. Дескать, да зачем он нам нужен, да кто его пригласил? Стоило Доминику начать играть удачно, так сразу появились записи: «Гашек — наше все».
— Хм.
— Просто среди болельщиков очень много людей, которые только и пишут. И всего единицы, кто понимает тему.
— Обещали, что встретят вас и всё скажут в глаза. Встретили? Сказали?
— Да-да, один писал, что хочет встретиться со мной и все высказать. До сих пор жду, уже два года. Никак дождаться не могу. А я сто раз уже был в Сокольниках. И на хоккей приходил, и просто так. У меня в прошлом году там сын тренировался, я на занятия с ним ходил. Хотели бы меня встретить — встретили бы. Только сопли и нюни в основном. Легко только на кнопки нажимать.
— Вы же не будете с ним драться?
— Да причем здесь драка? Даже не понимаю, перед кем я должен отчитываться за свои решения? Я своей семье объясняю свои поступки. А эти, которые пишут, кто они мне такие — родственники? Я просто хочу еще раз сказать, закрепить эффект: если я не нужен «Спартаку», то это не мои проблемы. Сам бы я с удовольствием поиграл в «Спартаке» еще лет десять. Но никто во мне не заинтересован. А «Спартак» просто очень хитрый: он всегда хороший, что бы ни случилось.
— Но если бы подошли и спросили, вы бы ответили?
— Смотря, кто бы подошел. С большинством из этих болельщиков я просто не стану говорить.
— Санкт-Петербург изучили?
— Нет, а когда нам на достопримечательности смотреть.
— Говорят, что город зимой ужасен: с крыш того и гляди что-то упадет.
— Ну, как, ходишь аккуратно, смотришь на небо, чтобы сосулька не прилетела. Но я легко к любым местам адаптируюсь. И ни на что не жалуюсь.
— Вы были бы против, если бы у нас в России открыли зарплаты хоккеистов?
— Был бы. Зачем нервировать народ, зачем привлекать к себе внимание? Вот прочитают какие-то люди о наших доходах, и как потом? Я буду жить в своем небольшом городе, а все вокруг будут знать, сколько я зарабатываю.
— В Америке не боятся.
— В Америке... Что вы всё Америку вспоминаете, мы же в России живем.