Николай Круглов: «Мы не животные»
Четырехкратный чемпион мира Николай Круглов буднично ушел из большого спорта и не горит желанием возвращаться на лыжню. Алексей Шевченко встретился с опальным биатлонистом и тщательно расспросил его о допинге, уколах и таблетках, тренерах, норвежских астматиках, будущей работе, стрельбе по мягким игрушкам и скандальном интервью Максима Чудова.
Николай производит впечатление абсолютно счастливого человека. На встречу он пришел с прекрасной девушкой, постоянно отвлекался на нее, шутил. Ни нотки сожаления, ни нотки разочарования в голосе. Остается только порадоваться – не каждому так удается.
Надоело
- Почему же вы из спорта ушли, Николай?
– Надоело.
- Хм.
– Да на самом деле, это не было сиюминутным решением. Для себя уже давно решил, что после Ванкувера пора заканчивать. Интереса особого нет, мотивация отсутствует. А когда нет мотивации, то какой большой спорт? Результата не будет.
- А что надоело больше всего: тренировки, перелеты?
– Скорее, однообразие. Из года в год все одно и то же. Но я не считаю, что принял какое-то сенсационное решение. Все нормально.
- Что?
– Обычная жизненная ситуация: человек понимает, что вот в этом деле дошел до какого-то логического завершения. Для каждого финиш разный: кому-то хочется стать заслуженным мастером спорта, кто-то хочет выиграть Олимпийские игры, кто-то просто хочет денег заработать. И вот мне все это неинтересно.
- Так спорт же.
– У людей разные взгляды. Кто-то, понимая, что уже многое умеет и знает, наоборот заводится. А я вот интерес потерял.
Никаких сигналов
- Интервью Максима Чудова читали?
– Нет.
- Он там говорит много вещей, которые, безусловно, могли бы заставить любого уйти из спорта. Есть там что-то ваше: неопределенность с тренером, вымогательство денег за место в сборной?
– В последние годы было много различных ситуаций, которые не способствовали достижению высокого результата. Можно вспомнить и проблемы с тренерами, с федерацией, когда нам запрещали клеить свою рекламу. Да и вообще взаимоотношения с руководством были не самые лучшие. У меня были определенные разногласия. Может быть, все это не особо и мешало показывать результат, но точно не способствовало. Но вообще от этого было интереснее.
- Как так?
– Да просто интереснее. Сейчас вот, оглядываясь назад, понимаешь, что в итоге ситуация изменилась к лучшему. Это же маленькая победа для нас, спортсменов. Мы же инициировали все изменения в Союзе биатлонистов. Но говорить, что меня надломил какой-то конкретный эпизод… Да не было такого.
- Может быть, результаты в Ванкувере?
– Тоже нет.
- Обычно для таких решений, которые приняли вы, бывает какой-то знак. Чашку уронили, например, Лыжи, стоявшие в чулане, неожиданно упали.
– Да я совсем не такой человек, которому свойственны спонтанные решения. Были не знаки, а, скорее, сигналы на протяжении длительного времени. Но все это тщательно анализировалось. Понимаете, когда 15 лет занимаешься спортом, 10 лет находишься в сборной, то, безусловно, немного страшно заканчивать. А дальше-то что? Куда? Какие перспективы? В общем, это было непростое решение, но оно далось мне малой кровью.
- Вот вы уже напоминали о целях, имеющихся у спортсменов. Кто-то действительно хочет выиграть Олимпийские игры. И это нормальная мотивация. У вас ведь три победы на этапах Кубка мира всего. Мало, наверное?
– А никогда и не было идеи-фикс завоевать 20 медалей или 30. Мне это чуждо. Да я такой пример приведу. Вот получил звание заслуженного мастера спорта, но удостоверение получил года через два после того, как это случилось. Считал так: звание и звание, ничего большего.
- Такое может сказать лишь человек, никогда не занимавшийся спортом.
– У меня другие приоритеты. Мне очень нравилось, чем я занимался. Но все призы, кубки, звания – второстепенны. Это просто бонус за то, что ты хорошо делал. Все призы – это зарплата за твою работу, которая нравится.
- Вот если года через два-три решите написать книжку про свою жизнь, то что там упомяните? Три этапа Кубка мира?
– Хм. Вы меня не понимаете. Когда речь заходит о моей карьере, то победы я вспоминаю меньше всего. Для меня важнее, что я приобрел огромный жизненный опыт. У меня появились различные знакомые. Не такие, которые появляются в жизни каждого спортсмена, как только он на пьедестале, а настоящие связи. Я получил образование, знание языка. Вот это главное. А не этапы Кубка мира.
- Удивительно.
– Я всегда считал, что важнее умение терпеть, справляться с трудностями, преодолевать себя.
- Мир посмотреть.
– И мир посмотреть.
- И все равно непонятно.
– Да подождите вы, может быть, все еще изменится. Думаю, что я еще не до конца осознал, какой шаг сделал. Понимаю, что ушел из спорта, но и не понимаю одновременно.
- Лыжи выбросили из дома?
– Убрал в дальний угол. И даже не знаю, когда теперь на них встану. Не потому, что появилось отвращение. Просто не хочется. Но я с удовольствием играю в хоккей несколько раз в неделю.
Повторяющиеся вопросы
- Говорят, что вы нашли работу. Чем будете заниматься?
– Не хотел бы пока говорить. Не очень хочется распространяться о новом деле, пока все окончательно не решено. Со спортом работа не связана, но, возможно, как-нибудь получится объединить.
- Вы вроде как журналистов не любите?
– Неправда. Мне не нравятся непрофессионалы. Это касается не только журналистов, между прочим. Но бывает, что договариваемся с репортером, который вообще не в теме, но при этом он пытается говорить о спорте. Господи, думаю, трудно было в интернете пару страничек посетить что ли. Меня всегда это возмущало.
- Но все, кто плотно освещает биатлон, называют вас и Чудова самыми сложными людьми в сборной.
– Да? Я так не считаю. Просто порой приходилось отвечать на один и те же вопросы по 200 раз. Я, конечно, их прекрасно понимаю… Работа, но и меня поймите. Впрочем, наверное, это была недоработка федерации. Тогда не было пресс-службы, выпускавшей релизы. И приходилось все нам расхлебывать. Но предвзятого отношения к журналистам у меня не было.
Все шло к беде
- Давайте все-таки поговорим о каких-то интересных событиях, которые происходили у вас. Вот был скандальный для России чемпионат мира в Южной Корее. Тогда трем российским спортсменам объявили о положительном анализе на допинг. И вы неожиданно исчезли из отеля, вернувшись домой. Что это было?
– Тогда помню, что очень сильно переживал по этому поводу. Все эти ребята… Они же для меня как родные. Мы же по 10 месяцев в году находимся вместе на сборах. Общий фон в команде был очень тяжелый. Но не это послужило причиной моего отъезда. Точнее не только это.
- А что еще?
– Я тогда очень сильно заболел. И подумал, а какой смысл находиться на турнире в таком состоянии? У меня температура доходила до 38 градусов, в команде подавленное настроение. Ходить там и переживать постоянно? Плюс к этому от тебя еще отворачиваются коллеги по цеху.
- Кто?
– Да иностранцы. Там же была очень сложная ситуация. И вот тогда я сел, переговорил с тренером и решил уехать. Все равно бы не выступал.
- Тренеры говорили, что не знали о вашем отъезде.
– Да говорить можно все, что угодно. Я-то могу откровенно сказать: я уехал потому, что заболел.
- А вы вообще удивились, когда наших спортсменов поймали на допинге?
– Удивился, но скажу, что предпосылки были.
- Какие?
– К россиянам уже давно относились настороженно, все время искали повод к чему-то прицепиться. Мне казалось, что если бы не допинговый скандал, то было бы что-то другое. Связываю это все с тем, что Россия потеряла свой авторитет в международной федерации. Нас никто не защищал, наши права не отстаивали. И вот появились положительные пробы.
- Что-то витало в воздухе?
– Да-да. Знаете, как вообще к нам относились. Мы вот во время спора с федерацией по поводу рекламных контрактов, обращались к чиновникам различного ранга с просьбой помочь и разобраться. Но нас никто слушать не хотел. Считали, видимо, что биатлонисты зажрались совсем или просто капризничают. Но ведь мы не столько о своих контрактах пеклись, мы давали понять, что руководство федерации зашло в тупик, так дальше нельзя. И что-то обязательно случится, причем не в пользу России.
- Случилось.
– Вот и только после этого стало все меняться.
Про допинг
- А допинг-то был, как думаете?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
- Почему?
– Знаете, я считаю, что допинг – это большая проблема, с которой нужно бороться. Но методы, применяемые WADA, никуда не годятся.
- А что не нравится?
– Почему интересно антидопинговая организация – истина в последней инстанции? Почему спортсмены лишены возможности воспользоваться услугами независимой лаборатории? Такая монополия в любом случае приводит к коррупции. Раньше я не мог говорить об этом открыто – сейчас у меня нет поводов беспокоиться.
- Есть ощущение, что все спортсмены – заключенные.
– Ну да. Методы WADA просто противоречат здравому смыслу, международному законодательству и правам человека. В обычной жизни есть презумпция виновности. У спортсмена нет никакой возможности защитить свои права.
- Если спортсмен соглашается на вскрытии пробы «B», то его наказание будет гораздо более серьезным.
– Да тут дело даже не в пробах. Вы-то видите конечный результат. А вот знаете, что спортсмен должен ежедневно подавать сведения о том, где он находится? Выделять час на проведения исследования. Но вы простите, я хочу иметь свое личное время. И мне не хочется, чтобы в какой-то момент кто-то знал, где я нахожусь. Пусть этот кто-то – WADA. Они же там не делают скидку на то, что у кого-то не может быть в определенный момент доступа к интернету.
- Считается, что интернет есть везде.
– Ага. В Москве-то точек с бесплатным вай-фаем единицы, а уж в регионах и этого нет. Да там до смешного доходит. Знаете, есть поселки с пропускной системой. И вот их охранники не пускают на территорию – спортсмену выписывается предупреждение. Ничего себе. Так сделайте звонок, закажите пропуск.
- А они что говорят?
– То, что не имеют права звонить спортсмену по мобильному телефону во время проверки. Смешно же. Вы же в дверь звоните и тут вам надо позвонить в дверь, только иным способом. В общем, со спортсменом у них нет диалога. Мы всегда виноваты. И очень обидно после этого слушать комментарии наших иностранных коллег.
- Вы про Пихлера?
– Да даже не про него, а про биатлонистов. Они начинают ворчать, мол, россиян не найти, они постоянно скрываются. Ребята, не надо сравнивать. В Европе совершенно другой уровень подключения к сети. Да и вообще мне очень нравятся все эти внесоревновательные проверки. Мы по 10 месяцев находимся на турнирах или сборах. Вам что же не хватает времени за это время всех проверить досконально?
- По времени, когда в любой момент могут приехать и взять кровь из вены, вы точно скучать не будете.
– Да и вообще постараюсь забыть об этом, как о самом ужасном. Это ненормально. Представьте, что вам каждую неделю надо ходить в поликлинику и сдавать кровь из вены.
- Я не пойду.
– Вот. А мы обязаны сдавать, да не раз в неделю, а чуть ли не каждый день. И проходит все это не в стерильных условиях, а практически на бегу. Какой-то мужик с чемоданчиком сует тебе иглу в вену. Простите, но мы же не животные.
- Вы допинг употребляли?
– Нет.
- Не было странных уколов? Странных таблеток?
– Я могу пошутить, но не буду, чтобы потом не интерпретировали. А если серьезно, то мы, спортсмены, доверяем своим докторам. И полностью на них полагаемся. У нас есть договоренность, что мы не используем запрещенные лекарства, и потому я не уточняю, что мне ставят за укол, что за таблетку мне дают.
- Исключена ситуация, когда вы просите: дайте мне скорее …нол – он вкусный.
– Абсолютно. Да я в этом и не разбираюсь, в химии этой. Кроме того, вы, правда, думаете, что сделали укол и ты выиграешь?
- А было бы прекрасно.
– Это же не все равно, что залить в машину 98-й бензин и она лучше поедет. Хотя и в такой ситуации можно клапаны сжечь. Просто понятие допинга для спортсменов очень размыто. Вчера ты имел право принимать одно лекарство – сегодня нет. И что получается? Вчера ты был под допингом? Глупость какая-то.
- Да еще когда есть целая группа астматиков из Норвегии.
– Да. Если они такие инвалиды, то пусть выступают на Паралимпийских играх. Кстати, в биатлоне не только норвежцы астмой «болеют». На мировом уровне таких спортсменов процентов 60.
Случай в тире
- Правда, что вы с Максимом Чудовым организовали группировку и почти не разговаривали с другими членами сборной?
– Нет. Да, мы на соревнованиях жили с Максом в одной комнате, но никаких группировок не было. Да в любом коллективе с кем-то больше общаешься, с кем-то меньше. Но вражды не было.
- Вы тоже были недовольны тренерскими методами?
– Не всегда учитывались особенности спортсмена. Хотя я пытался найти какой-то компромисс, но мне это не удалось. Но я считаю, что индивидуальные особенности учтены не были. Но мне об этом сейчас неинтересно говорить. От меня все это очень далеко.
- Все время хотелось задать такой вопрос биатлонисту: а где вы собираетесь теперь использовать снайперские навыки?
– Хм, нигде. Охота мне не интересна. Для меня охота – это борьба за жизнь. А что мне может сделать заяц, которого я захочу подстрелить? Ничего. Так что в охотники я не пойду. Можно вот в тирах мягкие игрушки выигрывать.
- А что? Мысль.
– Как-то были на сборах в Санкт-Петербурге. Гуляем по парку. Смотрим – тир. Зашли туда с товарищем. А там, значит, спички выставлены, и объявление: если стрелок попадает в 7 из 10 спичек, то ему бутылка шампанского. Мы взяли винтовки и попросили сначала по мишеням пострелять. Ну не попадаем особо, хотя к винтовке пристрелялись. Потом просим поучаствовать в конкурсе со спичками. Раз – мой товарищ выигрывает шампанское, два – я выигрываю. Хозяин отдает бутылки и говорит: я закрываюсь. Мы уходим, а на спинах у нас написано «Ханты-Мансийский биатлонный клуб». Как же владелец тира расстроился.
- Если вспоминать курьезы, то и не знаешь, как относиться к порванному ремню во время гонки в Ванкувере?
– Да не вспоминайте даже. Это был мой первый подобный случай. Знаете, можно упасть на трассе, уронить патроны. Это все мелочи. Но чтобы такой случай. Да еще и на Олимпиаде. Не припомню.
- Вот сейчас Сочи впереди. Вы за эти четыре года и заработали бы, и тренировались бы, как хотели. Сейчас наступает просто шикарный цикл для биатлонистов. Может быть, передумаете?
– Вот вам такой пример. Вы встречаетесь с девушкой. И вдруг понимаете, что любовь прошла. Она чувствует это и старается вам понравиться. И готовит то, что никогда не готовила. И вообще старается угодить во всем. Но все это вас не проберет никогда. Чувства прошли. Так понятнее?