Алексей Семенов: «Впервые выбили зубы в Петербурге»
29-летний защитник СКА Алексей Семенов высоко котировался по юниорам, отыграл за океаном в общей сложности девять сезонов, а в прошлом чемпионате вернулся в КХЛ. В интервью HotIce.ru Семенов объяснил, как натренировал свой сильный бросок, вспомнил, как, сгорая от стыда, по слогам читал сказку детям, и рассказал, как недавно впервые за хоккейную карьеру лишился зубов — стараниями 14-летнего подростка.
— Пожившие в Америке хоккеисты долго привыкают к России. Вы тоже очень много времени провели за океаном. Как вам у нас?
— Нормально вы зашли — «у нас». Я у себя дома. Я вообще каждый год приезжал в Россию, так что меня очень сложно чем-то удивить. Люблю свою страну.
— Но гражданство американское получили?
— Нет. У меня есть канадская грин-карта — мне достаточно. Дом, правда, находится во Флориде, но по этой грин-карте я могу находиться на территории США 180 дней, и этого срока мне вполне достаточно.
— После окончания карьеры останетесь там?
— Да что вы так далеко загадываете-то? Трудно сейчас сказать. Мне комфортно и здесь, и там, но много различий. Например, в Америке не понимают нашего юмора, и это действительно очень тяжело. Или там не погоняешь на машине — моментально накажут за превышение скорости. И хорошо, если это будет штраф.
— Припарковаться там — проблема.
— В российском понимании — да. Машину бросить возле дороги и уйти по своим делам невозможно. Мне, кстати, кажется это правильным. Никто не паркуется в два ряда.
— Вы каждое лето приезжали в Россию, а этим летом куда?
— В Америку поеду. Отпуск же, надо менять обстановку.
— Ни один из игроков плохого слова не сказал о Флориде.
— Согласен. Это сначала я, когда обменивали из Эдмонтона, был в шоке. Но моя супруга уже тогда радовалась. А потом я и сам понял, что нет лучшего места в мире для проживания. Климат идеальный, воздух чистый, детям хорошо. Правда, первое время дышать было трудно, не говоря уж о хоккее. Но потом привык.
— Но вы же сами из Мурманска. Должны по снегу скучать.
— Да я за свою жизнь я столько снега видел, что уже хватит. Сначала Мурманск, затем Санкт-Петербург, потом Канада... Снега было достаточно.
— В свое время вы считались чуть ли не самым сильным юниором в мире. Кто-то предрекал, что вы будете звездой первого уровня в НХЛ. Можно ли сказать, что не сумели реализоваться?
— Совсем так не считаю. Знаете, какие бы прогнозы относительно твоего будущего ни давали, но игра за юниорские лиги и выступление в НХЛ — разные вещи. Посмотрите, сколько ребят, даже выбранных в первом раунде драфта, проваливались. Если посмотреть на ребят, которых выбрали в мой год в первом раунде, то далеко не все сумели стать звездами.
— Вы были выбраны во втором раунде. Это тоже хорошо.
— Это высоко, согласен. Но второй, третий шанс дают прежде всего тем, кого выбрали в первом раунде.
— У вас такого не было?
— Со мной поступали нормально, грех жаловаться. Сразу играть в НХЛ после юниорской лиги я бы не смог, надо быть объективным. Просто уровень физических требований несопоставим. Все-таки я был ребенком. Пусть взрослым, но ребенком. Помню первые тренировки с мужской командой — cкорости были такие, что дух захватывало.
— Получается, что успехи на юниорском уровне совершенно ничего не гарантируют?
— Конечно. Вот я сейчас вспомню ребят, которым предрекали большое будущее. Был Тревор Пайатт. Его даже выбрали в первом раунде, но статистику в ОХЛ и статистику в «Финиксе» не сравнить, конечно. Со мной играл Дерек Маккензи, очень крепкий центр. И вот он до сих пор мечется между АХЛ и НХЛ. Очень много забивал Джейсон Джасперс. Статистика на юниорском уровне была просто замечательная, а вот где он сейчас, я даже не знаю (Джасперс уже пятый сезон играет в Германии. — Прим. авт.). Но ведь есть и обратные примеры. Драфт ведь это скорее шанс для игрока показать себя в НХЛ. Но сам по себе номер ничего не значит. Имеет значение только то, что ты из себя представляешь.
— Так вот вам дали шанс?
— Дали. И я им воспользовался. Некоторое время проходил адаптацию в АХЛ, а потом перевели в первую команду, и я не покидал основной состав «Эдмонтона».
— Но вам предрекали чуть ли не звание лучшего новичка.
— Предрекали... На основе того, что я собрал много призов на юниорском уровне. Но это же совсем разное. Хотя я сыграл в молодежном Матче всех звезд. Тоже немало значит. Наверное, отчасти проблема была в том, что на меня смотрели, как на силового защитника во взрослом хоккее. А в юниорах я много забивал, отдавал (показатели Семенова в последнем юниорском сезоне: 21 шайба и 42 передачи в 65 матчах. — Прим. авт.). Но в «Ойлерз» мне сразу сказали, что главное — защита своих ворот.
— Рассказывают, что главный тренер «Эдмонтона» Крэйг Мактавиш, при котором вы играли в «Ойлерз», — достаточно суровый человек.
— Это точно. Но суровый — это разве плохо? Мне с ним очень нравилось работать, что, конечно, объяснимо: он давал мне играть. При нем я приличное время находился на льду, причем выходил против первых звеньев соперников. Мактавиш мне доверял, верил в меня.
— Но он вроде довольно несдержан.
— Временами. Чаще с ним можно было посидеть, поговорить, как с хорошим приятелем. Но бывали, конечно, времена, когда к нему нельзя было подойти.
— Вам доставалось?
— Кстати, вот один из плюсов Мактавиша: он никогда не оскорблял тебя прилюдно, не «пихал» у всех на глазах. Мог вызывать и все высказать один на один в кабинете, но не при всех. Это довольно напряженный процесс. Ты садишься перед ним, он включает видео и по пунктам эмоционально объясняет: «Алекс, мне вот не нравится, что ты делаешь тут и тут».
— В это время надо было молчать?
— Почему? Как раз спорить не возбранялось. Можно было донести свою позицию. Крэйг не закрывался, выслушивал и тебя.
— На чемпионате мира в Кельне он произвел впечатление своим безупречным видом. Такое ощущение, что человек слишком уж тщательно готовится к выходу в свет.
— Да-да, абсолютно точно! Мактавиш всегда был таким. Все время в безупречном костюме, в белоснежной слепящей рубашке. Этого у него не отнять. А сам я однажды всех удивил: пришел на матч плей-офф в шикарном белом костюме. Мы всей командой договорились, что на первый матч плей-офф вырядимся как-нибудь необычно. Кто-то был в блестящем костюме, я вот в белом.
— Вы играли в команде с Лараком. Что вспоминаете о сильнейшем тафгае?
— То, что он был лучшим при игре на чужом пятачке. Встанет туда, и его не сдвинешь.
— Боятся двигать?
— Да причем тут страх? Он весит-то сколько — попробуй его сдвинь. А вот драки... Эти ребята — психологи: они знают, когда надо биться.
— Вы тоже совсем не мягкотелый и бьетесь, если есть возможность. На юниорском уровне очень много штрафных минут набрали.
— Это легко объяснимо. Приехал русский, здоровый, много забивает — как на него не прыгнуть? Драться приходилось часто. А с командой «Бэрри Колтс» мы вообще постоянно махались. Как ни матч, так три-четыре драки: один на один, пять на пять — как угодно.
— С треском кому-нибудь проигрывали, как на взрослом уровне в бою с Торнтоном?
— С Торнтоном-то я просто неудачно упал и разбил себе голову об лед. А по юниорам каких-то серьезных поражений не было. Была веселая история, когда я уже за «Сан-Хосе» выступал. Мы играем с «Калгари», и меня вдруг поставили в нападение. Я спокойно играю себе, и вдруг на меня летит их боец Андре Руа. Мы деремся. Бой продолжался секунд 17, падаем, едем на скамейку — и судья почему-то выписывает нам по две минуты. Мы выходим на лед — Руа снова на меня прыгает. Уже бьемся почти минуту, падаем, едем на скамейку. А арбитр нам снова по две минуты дает.
— Что это он?
— Да непонятно. Мне-то все равно, а у тафгаев количество штрафного времени — важный фактор. То ли бонусы им за это платят, то ли что-то еще. Отбываем малый штраф, он мне кричит со скамейки: «Сэм, давай еще одну проведем». А мне-то что: «Нет проблем», — кричу ему в ответ. Но Руа передумал, кажется.
— Как вы спокойно. От боев не отказываетесь.
— А что такого? Это же интересно. Я никогда не боялся скинуть перчатки.
— Вот прочитают вас игроки «Витязя».
— Пусть читают.
— Неужели в этих боях не попадало?
— Да как не попадало! Нос, например, ломали. Но с другой стороны: что, клюшкой нос не могут сломать? Еще как могут — так что от этого никто не застрахован. Кстати, первый раз мне крепко досталось в свое время от Александра Юдина.
— Вы же в одной команде играли.
— Ну да. Он решил показать кое-какие приемы. А я, как сейчас помню, в маске был, но тренировка закончилась тем, что нос был разбит в кровь.
— Самое слабое место хоккеистов — зубы. Сколько уже потеряли?
— Вы не поверите, но первый раз зубы мне выбили совсем недавно в Санкт-Петербурге.
— Кто?
— Это вообще курьезная ситуация. С Кириллом Сафроновым отправились кататься с подростками лет 14. Играем: нас двое, их трое. Боремся возле борта, и пацан старается мне клюшку поднять, чтобы выиграть единоборство. У него не получается — он попадает мне по лицу. Выплюнул два передних зуба. Четыре часа просидел в стоматологическом кресле. Надолго этого паренька запомню.
— У вас очень сильный бросок — это врожденное или натренированное?
— Я натренировал. В юниорской команде оставался после каждой тренировки с вратарем и делал по 50 бросков. Ох, пришлось ему помучиться. Я ему как-то даже маску пробил.
— Сурово.
— Были у меня в карьере и другие подвиги. Одному вратарю ловушку пробил.
— Это с какой скоростью у вас летела шайба?
— На юниорском Матче всех звезд я выбил результат 104,6 мили в час. И не знали никого, кто мог бы бросить сильнее. А два года назад Здено Хара установил рекорд — 105,4 миль в час.
— А сейчас с какой скоростью бросаете?
— Хорошо бы проверить. Не буду против, если в СКА устроят такое шоу для болельщиков. Пусть бы замерили скорость броска, провели конкурс на самого быстрого хоккеиста. Почему нет? Зрителям наверняка будет интересно. Да что там — мне самому интересно.
— В Америке часто принимали участие в благотворительных акциях?
— Никогда не отказывался. Мне это нравилось. Знаете, если есть возможность как-то порадовать детей, подарить кому-то радость, то не надо упускать случая. Самые трогательными были встречи с больными ребятишками. Сердце сжимается, когда их видишь.
А один раз мне говорят: поедешь в школу. Ну ладно — в школу так в школу, а делать-то что надо? Да, объясняют, пустяки: прочитаешь детям сказу. Стойте, говорю, какое чтение! Я же читать по-английски не умею. А они машут рукой: пустяки, мол, езжай и прочитай сказку.
— И как?
— Это был кошмар. Сказка еще какая-то трудная попалась. И вот представьте: полный класс детей, а я сижу и по слогам читаю. Все в шоке, я сгораю от стыда. Им же где-то по 10 лет, они в школе учатся, а тут приходит здоровый дядя и читать не умеет. Потом бросил это занятие и просто стал истории какие-то рассказывать.
— Что хоть за сказка была?
— Да не помню я. Позор один.